В медицине диагностика очень важна. Когда дело касается человеческого организма, диагноз имеет вполне конкретный смысл. На самом деле, большинство соматических (телесных) заболеваний имеют в основе одни и те же физиологические процессы, такие как воспаление, ишемия, некроз и др. Эти процессы хорошо изучены и подробно описаны, их можно увидеть в микроскоп, измерить с помощью химических методов — одним словом, достаточно объективно оценить. Медицинский диагноз представляет собой компактное описание основных патологических процессов и их расположения в организме: например, «инфаркт миокарда» дословно можно перевести на общечеловеческий как «омертвение сердечной мышцы»; «гастрит» — «воспаление слизистой оболочки желудка»… Эти процессы имеют свои признаки, которые врач может наблюдать по анализам крови, с помощью разных инструментальных методов, увидеть глазами, пощупать руками, и, проанализировав признаки, с высокой точностью утверждать (или предполагать) о лежащем в основе процессе. Когда процесс известен, в ход идут методы лечения, которые так или иначе адресуются к разным стадиям этого процесса: убивают бактерии, изменяют межклеточные сигналы, работу клеток и так далее. Это очень конкретные термины и конкретные явления. Но даже тут вдумчивый врач не будет с ходу бороться с воспалением — это важный приспособительный процесс. Очень многое зависит от картины в целом.
В психотерапии всё совсем иначе. Все описания психических расстройств и психологических процессов — очень абстрактные термины. Вся психопатология представляет собой феноменологическое описание разных вариантов поведения. Если сравнивать с медициной, то можно было бы вернуться на несколько столетий назад и посмотреть, как ставили диагнозы в древности, когда не было известно ни об анатомии, ни о физиологии. Такая медицина ориентировалась бы исключительно на жалобы пациента и на внешние проявления. «Болит живот и понос», «болит сердце и задыхаюсь», «болит голова и слёзы от света» — вот всё, чем бы ограничилась такая медицина.
Примерно так дела обстоят с психотерапией. Никто толком не знает, как всё на самом деле работает в мозгу. Большинство психических расстройств не имеют известного морфологического субстрата, то есть их нельзя исчерпывающе описать конкретными биохимическими процессами в конкретной зоне мозга. Поэтому мы ориентируемся исключительно на наблюдения, на проявления процессов в поведении пациента, на опыт и теоретические познания. Психиатрические диагнозы — точно такая же абстракщина, описывающая лишь поведение человека и изученные на многолетнем опыте закономерности его изменения во времени. Но, когда формировалась психиатрия, никто не задумывался о том, что психиатр или психотерапевт, опрашивающий пациента и наблюдающий за ним, не просто наблюдает со стороны, а участвует в формировании поведения пациента. Психиатрическая школа до сих пор пытается рассматривать «сферического пациента в вакууме», игнорируя сам факт вмешательства психиатра, поэтому выводы и диагнозы этой школы отражают её парадигму и благополучно в неё вписываются.
Однако опыт многих выдающихся терапевтов показывает, что от парадигмы, в которой работает терапевт, от его личности зависит очень многое. Так, многие психиатрические диагнозы для психотерапевта могут оказаться просто неинформативными. Диагноз одной психотерапевтической школы может быть бесполезен для представителя другой школы, в отличие от соматических диагнозов, когда слово «инфаркт» будет понятно любому врачу в любой точке мира и требовать принципиально одного и того же лечения (как и должно быть в идеале). Термин «депрессия» может описывать кардинально различные состояния, которые, хотя и имеют кое-что общее, требуют совершенно разных подходов и разного лечения.
Описание психического состояния пациента очень субъективно, оно зависит не только от самого пациента, но и от того, кто и как его осматривал и опрашивал, какие вопросы задавал, на что ориентировался. Поэтому в психотерапии классическая система диагнозов несёт куда меньший смысл, чем в классической медицине. Зачастую (но всё же не всегда) диагноз лишь задаёт общее направление, хотя знание диагностических критериев помогает ориентироваться как в психотерапевтической работе, так и в работе с литературой.
Диагностика в традиционном понимании представляет собой отдельный этап работы, следующий до терапии, ориентированный на выявление патологических проявлений, в то время как эриксоновский подход ориентирован на внутриличностные ресурсы и на изменение, и ни один диагноз, ни одна клиническая концепция не позволит заглянуть вглубь сознания и обнаружить там нечто ценное, сокровища, о которых человек и не догадывается, а уж тем более — воспользоваться этими сокровищами. Оценка состояния и поведения пациента обязательна, но в эриксоновской терапии она переплетается с самим лечением и имеет другие особенности, описание которых выходит за рамки этой статьи.
Так что эриксоновский подход также отводит диагностике скромную роль, концентрируясь на нейтральном феноменологическом описании поведения и переживаний, рефрейминге, утилизации и реассоциировании субъективного опыта человека.